Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
Ответ на вопрос, куда исчезают швейные булавки, в доступном изложении Хаяо Миядзаки 😎. Трогательная сказка «Берущая понемножку Ариэтти» про маленьких человечков, добываек, тайно обитающих бок о бок с людьми, раскроет секрет пропажи уймы вещей! Вот, например, прищепка — предельно утилитарный предмет в человеческом мире — в руках добываек превратилась в стильный аксессуар 😋😂 Расскажите, а чем вы причёски украшаете? На выход? Повседневные? Когда просто дома? А про Ариэтти смотрели?)
Домик семьи Ариэтти можно рассматривать бесконечно. Меня всегда в восторг приводили крошечные копии настоящих человеческих предметов, а уж если они не просто уменьшены, а взяты из человеческого мира и адаптированы под нужны маленьких человечков — ухх, умилению нет конца и края)
Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
Пару недель назад еду я в автобусе. Снаружи ветер летний дует, волосы радостно тянутся к открытой форточке; музыка в наушниках фоном. И тут макаю глазки в книжку, которую тётенька рядом читает. Там (что ожидаемо) — мелкий текст и заголовок где-то в середине страницы. Уже неожиданный, огромными чёрными буквами: "Ничего изменить нельзя". Господин Драгунский, так ли вы уверены?..
А сегодня опять села в непростой автобус. Еду и думаю: как же с возрастом расширяется эта чёртова гамма чувств (пошло в мои 24 года так говорить, но простим мне это). Преуспеваешь преимущественно в умении различать оттенки. Не в яркости. Глаза роняю мимо своей книги в чужую. Девушка читает "50 оттенков серого". Эрика Леонард Джеймс, кажется, вы будете следующей!
Освежила по этому поводу один из любимых рассказов у Кортасара, про автобус.
"Кларе хотелось плакать. Слезы наворачивались на глаза, вроде бы и хочется, и как-то глупо. Она ни на миг не усомнилась: все складывалось просто замечательно. И то, что она ехала именно в этом пустом сто шестьдесят восьмом, и что встретилась с ним, а что это кому-то не понравилось, так что с того? Пусть теперь они звонят во все колокола, пусть судачат на каждом углу. Пусть. Все просто прекрасно. Единственно, что огорчало: они выйдут из автобуса, его рука отпустит и больше не сожмет ее руку".
Хулио Кортасар, "Автобус". И, ниже, Фрида Кало, тоже "Автобус".
Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
Я сегодня была отборно синим человеком: в синей куртке, синем платье и синих колготках. Покупались они ещё на день рождения в комплект к синей кофте с атласными лентами. Ни разу не надетые, были благополучно забыты в шкафу, а вчера чудесным образом обнаружены. Это, конечно, ни в какие ворота не лезет, хотя я оправдываю себя тем, что всего лишь отдаю дань семейному маразму: прятать новые вещи (или прятаться от новых вещей?) и забывать о них — особеннось как мамы, так и бабушки. Наверное, надо начать следить за собой, пока забываю только о колготках — не о нескольких парах обуви, не о верхней одежде...
Отвлеклась)
Удивительное чувство тёмной глубины и — пусть я и не люблю это маркетинговое словечко — комфорта — довольно булькало внутри меня целый день. Я вспомнила, как здорово морозным зимним вечером уткнуться тёплым носом в холодное стекло и смотреть на улицу, погасив свет. Никто не видит тебя, но ты — всех, кого пожелаешь. Тёмно-синий не выцветает, не устаёт, не говорит ничего конкретного, не обязывает ни к чему. Он не имеет границ и не уступает, хотя и не оказывает явного сопротивления. Да, и почти противоестественное умиление вызывают в моей душе чёрные вещи, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся тёмно-синими. Про себя могу сказать ровным счётом то же самое: я не грустная, а в своём измерении. Я не чёрная, я — тёмно-синяя.
Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
Кажется, у меня появился читатель на самиздате. Не знаю, радоваться или плакать, если честно. По большому счёту, читать там нечего — у меня сейчас (да и всегда была) низкая производительность. С другой стороны, то, что я делаю — достаточно специфические штуки, над которыми читателю нужно думать — долго и усердно, продираясь через слои смысла. Что скрывать, не каждому это интересно. Да и я ни на что не претендую.
Несомненно радуют вопросы по творчеству. Вдумчиво отвечая на них, начинаешь куда больше прежнего понимать в интуитивно нащупанном когда-то давно. Узнаёшь новое о себе, глубже проникаешь в ситуации, под воздействием которых была создана та или иная вещь. Особенно интересно улавливать вполне однозначную логику в кажущемся "потоке сознания".
Из минусов — я ратую за соблюдение границ, особенно трепетно отношусь к границам авторским. Не нужно говорить человеку: "Ой, а тут ошибка". Если она не орфографическая или пунктационная, разумеется. Откуда вы вообще знаете, почему этого слова там не должно быть? Оно, между прочим, весь смысл меняет. Давайте, делая людей, говорить "уберём-ка мы вот эти хромосомы, а то они какие-то несимпатичные". Что получится? В лучшем случае — ничего, в худшем — урод родится. Вот и со словами так же.
Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
Аделаида – красный оттенок лилового. По другим источникам, темно-синий. В 40-50-х годах XIX в. употреблялось в печати: встречается у Тургенева ("цвета аделаида, или, как у нас говорится, оделлоида" и Достоевского ("Так этот галстух аделаидина цвета? — Аделаидина-с. — А аграфенина цвета нет?".
Адрианопольский - ярко-красный, от названия краски, которую производили из марены.
Адского пламени, адского огня – лиловый оттенок красного. Или перламутрово-красный. Или черный с красными разводами.
Амарантовый - цвет, близкий к пурпурному, фиолетовому. От названия растения "амарант" – красота, бархатник, бархатка, петуший гребень (щирец - красная трава). Или же цвет древесины розового дерева, сиренево-розовый, светло-лиловый.
Амиантовый — цвет амианта (разновидности асбеста): белесый, грязновато-белый. Чаще всего - о цвете неба.
Бакановый (баканный) - от «бакан» - багряная краска, добываемая из червца; поддельная, из марены и др.
Багор — густо-красный с синеватым оттенком.
Базарного огня - определение оттенка почти невозможно ввиду сложности ассоциаций, возникающих в связи с этим названием: огненно-красный с примесью желтовато-синего или серого. Название возникло в конце XIX в. – в память о страшном пожаре на благотворительном базаре в Париже в мае 1897 г., когда в огне и дыму погибло немалое число народу.
Барканский - один из оттенков красной гаммы (от баркан 'плотная прочная шерстяная ткань, узорчатая и гладкокрашеная, применявшаяся для обивки мебели вместо дорогого шелкового штофа)
Бистровый - - густой коричневый, бурый (от бистр - прозрачная коричневая краска из древесной сажи, смешанной с растворимым в воде растительным клеем).
Бедра испуганной нимфы – оттенок розового. Возможно, возникло в начале ХIХ века с появлением нового сорта роз. (Существует еще цвет "бедра нимфы". Это бледно-розовый, нимфа спокойна.) По другим сведениям, это был розовый с примесью охры. Таким цветом при императоре Павле красили подкладку военных мундиров. Но так как ткань для офицеров и солдат была разной по качеству, офицерский оттенок звался "бедром испуганной нимфы", а солдатский – "ляжкой испуганной Машки".
Берилловый — по названию берилла, прозрачного зеленовато-голубого камня.
Бисквитный — нежный серовато-зеленый.
Бискр — цвета желтоватой кожи для обивки мягкой мебели.
Бисмарк-фуриозо - коричневый с красный отливом.
Бисной — седой, серебристый.
Бистровый — цвет бистра, густой коричневый, бурый.
Бланжевый, или планшевый (от фр. blanc – белый), – кремовый оттенок белого. У Даля – тельный, телесный цвет.
Бле-раймондовый – оттенок синего цвета (от фра. bleu "синий"+ имя Raymond).
Блокитный – сине-голубой. По-украински «блакитный» – именно голубой.
Блондовый — то же, что белобрысый (светловолосый, блондин).
Болкатый - черный, темный.
Бордоского вина - красно-фиолетовый.
«Борода Абдель-Кадера», или «борода Абдель-Керима» - материал цвета белого с черным оттенком и серым отливом.
Бристольский голубой — ярко-голубой.
Брусничный – когда-то означало зеленый (по цвету листа брусники).
Брусьяный, брусвяный - красный, багряный, цвета брусники.
Брэнсолитеровый - оттенок коричневого.
Буланый - серо-бежевый.
Бурнастый - то же, что бурый.
Бусый – темный голубо-серый или серо-голубой.
Вайдовый – синий. Вайда использовалась вместо индиго.
Веселая вдова - оттенок розового.
Вердепешевый – желтый или розовый оттенок зеленого (похож на зеленый персик).
Вердепомовый – светло-зелёный, цвет незрелых яблок.
Вердигри — зелено-серый, от франц. vert-de-gris.
Вермильон — ярко-красный, цвета алой киновари, от франц. vermil-lion.
Винный – желтовато-красный.
Влюбленной жабы – зеленовато-серый.
Вороний глаз – черный. Его рекомендовали для модных фраков. Добиться этого оттенка можно было, используя только высококачественную шерсть (низкосортная пряжа со временем приобретала рыжеватый оттенок).
Вощаный – цвет воска, от желто-серого до янтарно-желтого.
Гавана – серый с оттенком коричневого или наоборот.
Гаити – или розовый, или ярко-синий.
Гвоздичный – серый.
Гелиотроповый - цвета гелиотропа, темно-зеленый с пятнами красного или желтого цвета. Или же как цветок гелиотропа, серовато-лиловый.
Гиацинтовый - цвета гиацинта (камня), красный или золотисто-оранжевый.
Голова негра – с XVIII столетия выходцы из Африки достаточно часто встречались на московских или петербургских улицах, поэтому один из коричневых оттенков получил такое название.
Голубиной шейки - оттенок серого.
Гороховый – серый или грязно-желтый.
Гортензия – нежно-розовый.
Гридеперливый – жемчужный оттенок серого.
Гуляфный - красный, цвета спелых ягод шиповника. но встречалось и определение этого цвета, как "розового".
Гусиного помета (мердуа) – желто-зеленый с коричневым отливом.
Двуличневый – с преливом, как бы двух цветов с одной стороны.
Дети Эдуарда – оттенок розового. (Дети Эдуарда IV, умершие в Тауэре?)
Джало санто — желтый, полученный из незрелых ягод крушины или жостера.
Дикий, дикенький – светло-серый.
Драконьей зелени - очень темный зелёный.
Дроковый — желтый, цвет краски из цветка дрока.
Дымный — устаревшая форма слова «дымчатый»
Жандарм – оттенок голубого. Слово появилось в конце ХIХ в. благодаря цвету жандармской формы.
Жаркий — оранжевый, насыщенно-оранжевый.
Железный — примерно то же, что нынешнее «стальной».
Жженого кофе – сложный оттенок коричневого.
Жженого хлеба – сложный оттенок коричневого.
Жиразол — молочный с радужным отливом, жиразол - старое название благородного опала.
Жирафовый – желто-коричневый.
Жонкилевый – цвет нарцисса.
Зекрый – темный, светло-синий, сизый.
Инкарнатный — цвет сырой говядины, от лат. сarneus, мясной.
Испуганной мыши – нежно-серый цвет.
Иудина дерева – ярко-розовый (У Иудино дерева, или багряника, цветы ярко-розовые).
Какао-шуа — цвет горячего шоколада.
Камелопардовый – желтовато-коричневый.
Кардинал на соломе - сочетание желтого и красного (так французская аристократия протестовала по поводу заключения в Бастилию кардинала де Роган в связи с знаменитым делом об "ожерелье королевы".
Кармазинный, кармезинный — насыщенно-красный, от франц. cramoisi, цвет старинного тонкого сукна кармазина.
Касторовый — темно-серый, цвета кастора, суконной шерстяной ткани.
Кастрюльный — красновато-рыжий, цвет начищенной медной посуды.
Кипенный, кипенно-белый — белоснежный, цвет кипеня — белой пены, образующейся при кипении воды.
КашУ – рекомендовали в качестве синего, а несколько позже его преподносили как ярко-красный. В толковых словарях этот цвет часто трактуется как табачный.
Колумбиновый — сизый, от франц. colombin, «голубь».
Коричный — то же, что коричневый.
Королевский голубой — калька с англ. royal blue, ярко-голубой.
Кошенилевый - ярко-красный, слегка малиновый.
Краплачный, краповый — ярко-красный, от нем. Krapplack, цвет краски крапплака, добываемой из корня марены.
Кумачовый — цвет кумача, ярко-красной хлопчато-бумажной ткани.
Купоросный — пронзительно-голубой, цвет раствора медного купороса.
Кубовый – синий, насыщенно-синий, от названия растения куб (оно же – индиго).
Куропаткины глаза – светло-красный.
Лабрадоровый — цветa лабрадора, полевого шпата с красивым синим отливом.
Лавальер - желтовато-светло-коричневый. Вошел в моду, в отличие от юфтевого, только в середине XIX столетия.
Лани (от названия животного) – желтовато-коричневый.
Лесных каштанов – темный коричневый с рыжеватым оттенком.
Лилейный — нежно-белый, цвет белой лилии.
Лондонского дыма - тёмно-серый.
Лорд Байрон – темный коричневый с рыжеватым оттенком.
Лосинный — грязно-белый, цвета лосин.
Лягушки в обмороке – светлый серо-зеленый.
Магово-гуляфный – красно-розовый.
Маджента – ярко-красный, между красным и фиолетовым. Судя по тому, что в честь битвы при Сольферино в 1859 был назван один из цветов (см. ниже), а около города Маджента тогда же произошла еще одна битва, возможно, это название возникло тогда же.
Майский жук – цвет из красно-коричневой гамме с золотым отливом.
Маренго – серый с вкраплениями черного. Название появилось после битвы при Маренго в 1800 году. По одним сведениям, именно такого цвета были брюки Наполеона, по другим - ткани местного производства ручной работы были главным образом темно-серого цвета.
Маренго-клер - светло-серый.
Марин, марина — цвет светлой морской волны, от франц. marine, морской.
Маркизы Помпадур – оттенок розового. Она принимала активное участие в работе над созданием севрского фарфора. Редкий розовый цвет, полученный в результате многочисленных экспериментов, назван в ее честь - Rose Pompadour.
Массака – темно-красный с синим отливом. Встречается в "Войне и мире", правда, там он «масака»: "На графине должно было быть масака бархатное платье".
Медвежий (он же медвежьего ушка) – темно-каштановый оттенок коричневого.
Милори — темно-голубой, синий.
Мов - розовато-лиловый.
Мордоре, мардоре – цвет из красно-коричневой гаммы с золотым отливом. Название происходит от французского more dore, буквально «позолоченный мавр». Этот цвет был особенно модным в 1-й половине XIX века.
Московского пожара – похож на цвет давленой брусники.
Мурамный, муаровый – травянисто-зеленый.
Накаратовый, накаратный – оттенок красного, "жаркий", алый. От франц. naca-rat.
Наваринского пламени с дымом (или дыма с пламенем) – темный оттенок серого, модный цвет сукна, который появился после победы русских над турками в Наваринской бухте в 1827-м. Упоминается в «Мертвых душах». По одному варианту, Чичиков просит показать сукно «цветов темных, оливковых или бутылочных с искрою, приближающихся, так сказать, к бруснике», по другому - он желает получить сукно «больше искрасна, не к бутылке, но к бруснике чтобы приближалось». А на картинке в «Московском телеграфе» «фрак суконный, цвета наваринского дыма» – коричневый. Цвет с пламенем, очевидно, обозначает более светлые оттенки.
Нефритовый - насыщенный золотисто-жёлтый, как некоторые сорта чая.
Облакотный – цвета облака.
Оброщеный - багряный.
Орлецовый — красно-вишнево-розовый, цвета орлеца.
Опаловый - молочно-белый, матово-белый с желтизной или голубизной.
Орельдурсовый – темный коричневый с рыжеватым оттенком.
Осиновый - зеленый с сероватым оттенком.
Офитовый — цвета офита, зеленоватого мрамора.
Павлиний - синевато-лиловый.
Палевый – розовато-бежевый оттенок желтого, от франц. paille – "солома". Согласно Далю, палевый – соломенного цвета, бледно-желтоватый. Бело-желтоватый, изжелта-белый; желто-белесоватый; о лошадях: соловый и изабелловый; о собаках: половый; о голубях: глинистый. Карамзин воспевал палевые сливки.
Парижская синь — ярко-синий.
Парижский голубой — cветло-голубой.
Парижской грязи – грязно-коричневый цвет. Появилось после знакомства публики с очерками Луи-Себастиана Мерсье "Картины Парижа".
Парнасской розы – оттенок розового с фиолетовым отливом.
Паука, замышляющего преступление – темный оттенок серого. По другим источникам - черный с краснотой.
Пелесый — темный, бурый.
Перванш - бледно-голубой с сиреневым оттенком.
Перловый — жемчужно-серый, от франц. perle, перл, жемчуг.
Померанцевый - апельсиновый с розовым.
Порфирный, порфировый - пурпурный.
Последний вздох жако – желто-рыжий. Возможно, потому, что перед смертью глаза попугая жако желтеют.
Плавый – светло-желтый. У Даля – изжелта-беловатый, бело-желтый, соломенного цвета.
Празеленый – иссиня-зеленоватый.
Праземный — цвета празема, светло-зеленого кварца.
Прюнелевый – оттенок черного, получил название по цвету спелых ягод тутовника; сначала оттенок связывался с тканью прюнель, бывшей когда-то только черной.
Пукетовый - (от испорченного "букет", расписанный цветами. У Островского: "Ты мне подари кусок материи на платье да платок пукетовый, французский".
Пунцовый - ярко, густо или темно-алый (червчатый).
Пюсовый – бурый, коричневый оттенок красного, цвет раздавленной блохи – от французского puce – "блоха". Новый словарь русского языка описывает его как просто темно-коричневый. (Были также оттенки "блоха в обмороке", "блошиное брюшко" и – врут, наверное, – цвет "блохи в родильной горячке".
Ранжевый — то же, что оранжевый.
Резвая пастушка - оттенок розового.
Рвота императрицы - оттенок коричневого.
Редрый - бурый, рыжий, красноватый.
Розовый пепел – нежно-серый цвет, отливающий в розовый.
Савоярский – цвет из красно-коричневой гаммы с золотым отливом.
Сольферино – ярко-красный. Назван в честь битвы при Сольферино в австро-итало-французской войн в 1859.
Сомо – розовато-желтый. Встречается в "Войне и мире".
Старой розы - грязновато-розовый, ненасыщенный цветом.
Стризовый - ярко-красный.
Сюрприз дофина. Он же – цвет детской неожиданности. По легенде в Париже принялись красить ткани в цвет обделанных пеленок после того, как Мария Антуанетта продемонстрировала придворным своего только что рожденного двухчасового сына, который перед ними "оскандалился".
Танго – оранжевый с коричневым оттенком.
Таусинный – синий, от слова "павлин". Синевато-лиловый. Согласно Далю – темносиний, согласно Новому словарю русского языка – темно-синий с вишневым отливом. Есть варианты тагашинный, тагашовый.
Терракотовый - коричневый оттенка красного кирпича, ржавчины.
Турмалиновый — темно-малиновый, цвета полудрагоценного камня турмалина.
Фернамбук — изжелта-красный, краска, добываемая из древесины фернамбука.
Фисташковый - грязновато-зеленый.
Фрез, фрезовый – цвет раздавленной земляники, светло-малиновый. Согласно Новому словарю русского языка – розовый с сиреневым оттенком. От франц. fraise, земляника.
Фуксии - насыщенный розовый.
Цинковый - цвета цинка, синевато-белый.
Червчатый – смесь багряного с синим, ярко-малиновый.
Чермной - искрасна-рыжий.
Чесучовый — цвета чесучи, желтовато-песочной шелковой ткани.
Шампань — прозрачно-желтый, цвета шампанского.
Шамуб — светлый рыже-коричневый, от франц. chamoi, верблюд.
Шанжан — цвет с переливающимися оттенками
Шарлах – ярко-красный, от названия краски.
Шартрез - жёлто-зелёный.
Шмальтовый – голубой, от названия краски, которую делали из толченого синего стекла (смальты).
Экрю - цвета слоновой кости или небеленого полотна, серовато-белый.
Электрик - цвета морской волны, голубой, синий с серым отливом.
Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
Уже два критика добрались до моего конкурсного стихо. Гнилые помидоры полетели только с одной стороны, да и то — совершенно не мотивированно. Такое вот жалкое "непочему". И это обидно, поскольку к критике я сейчас настроена благодушно, особенно если она исходит от людей со вкусом. Прописная истина, но повторюсь: мало хороших критиков, как и хороших авторов. Расти хочешь, а спросить не у кого.
Ещё приятно вот что: пусть местами коряво и слабенько, но я делаю своё, не повторяя созданное другими слепо. Когда я в процессе, внутри всё переворачивается; забываю о еде, откладываю сон, переживаю, худею, а потом, вдруг, что-то начинает получаться. И в этот момент кажется, что мёртвое стало живым. Созданное теряет статус придуманного, встаёт на свои ножки (лапки, щупальца, паучьи лапки, присоски, клешни) и ползёт своей дорогой...
Зачем мне это? Да для себя. Ведь какой долгий путь проходишь от наивнючих детских стишат до первой работы, которой довольна. Нет, не гордишься, до этого далеко. Да и надо ли, гордиться?)
Что касается Ассоль, то для меня это стихо — образ неистребимой и безусловной женской силы. Женщина может быть любой: покинутой, неудачливой, некрасивой, недалёкой — жизнь всё равно ей подвластна. Она придёт, свернётся у ног калачиком и шепнёт женщине: "Продолжай".
Upd: Поступил отзыв от очередного критика. Мужчина адекватен (судя по другим отзывам), но не понял в моём стихо ничего. От слова совсем. Так что даже поругать меня ему было не за что. Бедняга не нашёл связи между строчками. Оказывается, и так бывает)
Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
Ваенга говорит, будто перестала исполнять на концертах "Дюны", потому что поняла однажды: не до конца прочувствовала эту песню, не пришло время об этом петь, не получается. Мне очень странно такие слова слышать, всё-таки "Дюны" — песня именно бездетной женщины, не нужно быть матерью, чтобы исполнять её.
Песня об ожидании неизвестного, об оторванности от прошлого, о подвешенном состоянии: часть пути пройдена, новый путь не выбран. И, по-моему, тут есть какая-то тоскливая горечь, предчувствие, боязнь пронестись мимо радостей простой человеческой жизни. Боязнь не быть выбранной Богом для земного счастья — вот, чего никогда не встретишь в творчестве знаменитых мужчин. Меня это до слёз трогает.
Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
Браслет из вишни, купленный на февральской выставке "Мир камня", оказался щедро покрыт вишнёвой краской — она остаётся на полотенце, о которое вытираешь руки (если моешь их, не снимая браслета). Запястье также становится вишнёвым, стоит снегу попасть в рукав куртки: получаются прямоугольные синяки, на удивление легко смываемые. Если бы загаженое краской полотенце отстиралось столь же легко, я бы ликовала. Интересно, из чего на самом деле этот браслет? По сути — всё равно, но хочется от посторонних людей честности, хотя бы в подобных мелочах.
Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
А мы вчера посетили сад живых бабочек (<-- кликабельно) Миндо. Помимо того, что просто очень понравилось, я рада тому, что удалось осуществить что-то из намеченного. Вот только фотоаппарат взяли без батареек, поэтому фотографиями дразниться не буду — лучше отправляйтесь посмотреть на живое и радостное своими глазами (особенно касается Петербуржцев). Добираться удобно, сад находится неподалёку от станции метро Чкаловская.
Тёплый влажный воздух, экзотические растения и — бабочки — свободно летают по помещению, присаживаясь на понравившихся посетителей. Я таких не по телевизору видела в первый раз: они — тропические, а значит — большие! Про каждую бабочку можно почитать, я как всегда толком ничего не запомнила. Пожалуй, кроме того, что удивило. Оказывается, некоторые бабочки не имеют возможности питаться (нету ротового аппарата), в этом случае прожорливая гусеница наедается впрок, накапливая силы. Некоторых бабочек разводят на специальных фермах, пытаясь сохранить вымирающий вид. Многие бабочки не откажутся от вина, употребив которое потеряют бдительность. А ещё гусениц содержат отдельно, посетители не могут их увидеть (а жаль, мне было бы очень интересно взглянуть). Когда закуклившаяся гусеница уже готова превратиться в бабочку, её выносят в сад и усаживают в укромное местечко. Так при нас на ствол дерева подвесили на булавочке шикарного ночного мотылька с крылышками, напоминающими состаренное кружево. Для тех, кто представил себе кровавую картину: на булавку крепится кокон, который уже выполнил своё предназначение, ни один мотылёк не пострадал)
Бабочки с удовольствием поедают пыльцу, впрочем как и перезревшие фрукты. Как раз по этому поводу для русского человека в правилах посещения сада значится: "В апельсинах руки не мочить!" Да и вообще, как с нами поделились смотрительницы, посетители жгут: могут взять розу и начать бить бабочку по голове. И так поступают не только дети. Я в очередной раз убедилась, что жить страшно, но по прошествии 15-20 минут мы остались в саду одни. Спокойно дразнили забавную птицу (она меньше многих бабочек, чирикает и не боится людей), обсуждали какие растения хотим домой, тыкали пальцем в трупы бабочек (такого там тоже много, но радует, что "производство" безотходное: на выходе можно купить отличные сувениры, изготовленные с использованием крылышек).
Если идти толпой, можно заказать экскурсию. Думаю, это на самом деле интересно.
Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
Помню, в школе, каждый сентябрь, едва получив учебники, я садилась с ними знакомиться. Задумчиво пролистывала книги от начала до конца и отмечала непонятное — не без внутреннего содрогания. Меня искренне удивляло, как так получается, что к концу мая учебник становится понятным. Это чудо повторялось год за годом, май за маем. Основное объясняли учителя, оставшееся разбирала сама. Порой понимание приходило в процессе списывания домашнего задания или у доски — экстримально, но действенно.
И сегодня при покупке новых книг (или учебников) я предвкушаю знания. Вот только протухла вера в то, что я обязательноразберусь. Сколько экзаменов и зачётов сдано исключительно благодаря везению? Почти столько же, сколько сдавалось преподавателю, смотрящему на ляпы студентов сквозь пальцы. Когда преподаватели от тебя ничего не требуют, остаётся только учиться для себя, и это отлично прокатывает, если сумеешь сохранить интерес.
Так вот, в очередной раз возвращаясь ко всем этим мыслям, я думаю: "Какого хрена?" Где он, мой интерес к учёбе? Почему на меня влияет группа, да-да, та, что хронически ничего не учит, не пытается даже вникать в учебный материал, не пролистывает учебники в сентябре... Но ведь они сдают легко — почти все закрыли сессию ещё в декабре. А я сижу с этим злосчастным французским языком и отказываюсь понимать, что мне хотят добра. Добра? Знаете, это сомнительное "добро" — никак не помогать, но требовать. Я научусь, я выучу, вот только при первой возможности брошу всё это в ближаюшую канаву и пойду прочь. Не могу дождаться, когда меня уже вырвет на эти учебники и тетради.
Не думаю, что не могу учиться самостоятельно. Скорее всего, дело в неграмотно организованном контроле. Не должно быть у ученика впечатления, что он постоянно тащится в хвосте и не имеет никакого прогресса. При том, что его одногруппники уже давно всё сдали, хоть и располагают минимальными знаниями по предмету.
В начале мне правда было интересно, а сейчас — не люблю обвинять других (как правило, сам человек виноват) — но я скажу: мне всё испортили. Тяжело заставить себя делать хоть что-то, реву уже который день, и очень хочеться пойти без подготовки. А вот просто. Сказать, что готовилась и всё забыла, что да — полная дура, не в состоянии уяснить простые вещи. Что угодно, только бы получить своё "удовлетвоительно" и пойти домой. Только бы поставили. Отдаёт ленью и нежеланием что-либо делать, понимаю. Но мне не за что здесь бороться, я уже не хочу этого французского языка — совсем. И на курсы новые не записалась, ни на какие. А пошло оно к ебени матери. Хотя, конечно, очень жалко. Мне правда в начале было интересно.
Опять у меня мигрень и в голове такое странное ощущение холода, будто мозг вынули и выставили за окошко, а там лёгкий такой мороз...
Прикасайся ко всему как к живым цветам. И ничего не рви.
Читаю конкурсные рассказы. Авторы потрудились на славу: должно быть, посинели от натуги, вырисовывая героев — скучных и не новых. В отдельных случаях не забыли загнуть и сюжет позадиристее: если случилось описывать такую банальность как курортный роман — ненужные детали путешествия, утомительные беседы, описание багажа или нудных прогулок в осеннем парке — ни о чём не забыли. Читаю бегло... Ищу смысл: ищу, чтобы задело. Что будет, если найду? Вот тогда буду смаковать детали и всё обдумаю. Обязательно. Если соглашусь, что сделано со вкусом.
Зачем описывать природу, если слова ни к чему не привязаны? Потому что так делают в большинстве случаев? К чему диалоги, если они не говорят, а включены только ради наличия? Ну что ж, получаем имитацию формы (неплохую) с отсутствующим содержанием — пустую коробку.
Мне нравится, как люди описывают то, что пережили сами. Особенно, если им удаётся не ударится в восторженные красивости, нелепые самооправдания или самовозвеличивание, от которого даже как-то неудобно за автора делается. Просто возьми и расскажи честно, что случилось, как это произошло, какой след оставило. Честно, это интересно! Нет, мы будем заниматься моделированием "оригинальных и захватывающих" ситуаций. Напишем и о войне, и о смерти, и о долгожданном налаживании личной жизни — не возникнет стеснения, хотя на скорую руку и плоско получилось...
Почему я молчу, даже если вижу, что могу что-то лучше? Заниматься моделированием ситуаций скучно, писать о наболевшем — дело серьёзное, да и совсем не весёлое. А ещё не хочется почувствовать себя идиоткой, перечитав. Потому что — да, я маниакально самокритична. Я смотрю, запоминаю, коплю. И думаю, что может быть, когда-нибудь потом мне захочется о чём-то рассказать — по-простому, не выдумывая лишнего и не выпячивая своего драгоценного "я".