Мама вчера в гости заходила. Эх, всё больше усиливается между нами впечатление отчуждённости. Она всегда существовала в том или ином виде, конечно. Сейчас я чувствую даже не отчужденность, а наглую, резкую, невнимательную оторванность от мамы. Полуосуждаемую и полуодобряемую. Мама — маленькая. Очень странно её воспринимать маленькой, слабой, вечной жертвочкой, но никак по-другому не выходит.

Ещё стала очень бросаться в глаза искажённая призма маминого восприятия действительности. Чем меньше мы общаемся, тем больше я это замечаю. Ну совершенно она не видит ничего за границами своего сузившегося мирочка. В определённой степени все мы этим страдаем, и я, да. Но так не хочется(

Ляпнула вчера мимоходом про какое-то неудобство в квартире (даже не помню уже, о чём речь), мама сразу скрутила страдальческую мину и сказала: «Но тут же получше, чем у меня, верно? С кошкой-то в одной комнате жить». Слышу и не верю своим ушам: зачем человек так обесценивает моё гнездо? Заходит в квартиру, ищет куда сумку поставить (мебели-то нет в прихожей). Предлагаю ставить в любое приглянувшееся место (читайте — на пол). Она спрашивает: «Да? У тебя тут удовлетворительно?» Я чуток закипаю, но отвечаю спокойно: у меня ЧИСТО, так как я вчера убирала, в том числе мыла пол. Мама моет пол раз в полгода, наверное. И я не преувеличиваю. У неё нет на это действие сил, и я без скепсиса, потому что знаю, каково это. Ещё про то, как мама вчера выпендривалась.

Слышит звуки со стройки. Спрашивает вееежливо так: «А это у тебя водичка где-то капает?» Мама спрашивает, потому что звуки раздражают сильно, и вежливость вопроса 100% наиграна, я ведь знаю, как она раздражение маскирует. Заходит в ванную: «Ну почему же здесь так пахнет сыростью!» Голос делает как у жалующегося ребёночка детсадовского возраста. Как будто за этим не слышно что к нам едет ревизор раздражения неприятным запахом. Едва ощутимым, блин. Которого к вечеру уже не было и вообще из вентиляции, похоже, принесло. Я за этими комментариями слышу: «Ты плохо убираешь, ты неопрятная». Почему? Во-первых, потому что у меня сейчас есть паранойя на эту тему, а во-вторых, потому что я всё детство слушала, какая я неаккуратная, нелепая и похожая на отца.

Заходит на лоджию, показываю, как мусор выкинула, как убрала, разложила всё удобно, цветочки подвесили в кашпо. Мама со вздохом: «Да, тут, конечно, так здорово всё можно было бы сделать!» Она бы тут развернулась. Т.е. да, с одной стороны, я прекрасно понимаю, она считает необходимым вкладывать деньги в ремонт, считает, что её идеальный вкус просто обязан проявиться в материальных вещах и восхищать окружающих, и квартиру новую ей хочется, побольше, попросторнее. А тут в очередной раз Боженька выдал штаны, не имеющему зада. Однако если копнуть чуть глубже, я уже перестаю понимать! Предлагалась ей помощь в продаже квартиры и в покупке новой. Да, пришлось бы годик, вероятно, пожить на съёмной и продать/выбросить много мебели. И ещё напрячься пришлось бы, конечно. Мама отказалась. Мне мою квартиру на блюдечке с голубой каёмочкой никто не приносил и даже она сама помогала минимально. И — да — я осознаю, что живу в наполовину отремонтированной квартире, где есть чем заняться в плане ремонта. Но фишка в том, что ведь и у мамы схожая ситуация. В моей комнате ремонт не делался лет 15 (да и тогда ограничился переклеиванием обоев), а коридор завален хламом, с коим мама не желает расставаться.

Закончилось всё комментариями по поводу размера обуви Д. Типа, нифига, какой большой размер. Я чем старше становлюсь, тем чаще думаю о том, что мама относится к мужчинам откровенно брезгливо. Справедливости ради — не только к мужчинам. У неё ко многому брезгливое отношение. Говорю: «Неудивительно, он же мужчина, и не маленький». Мама врубила циничный хохоток: «Ой, как ты его защищаешь сразу. Сразу защищать бросилась, что ни скажи!»

Бесит, блин. И ещё уйти домой она никак не могла. Я на вечер подругу пригласила на пирог, подруга маму знает и пересекаться не хотела. Маму звала к 2, пришла она в половину четвёртого. Ладно, дааа, я делаю так же, но не тогда, когда назначено точное время, и когда знаю, что точно маме не помешаю приходом не вовремя. Допустим, я знаю, что она сидит дома, отдыхает и ей по сути без разницы, когда я зайду. В итоге я уже совершенно невежливо маме стала собирать черешню в пакет, а она посмотрела за окно, увидела дождь и сказала, что переждала бы его лучше. Девочки и мальчики, до метро идти 5 минут медленным шагом. Дождь шёл слабый, зонт у неё был. У неё от метро идти минут 10, тем же медленным шагом. И ещё мама говорила постоянно, как хочет спать. Прилечь я не предложила, потому что в первом случае она валялась на диване почти весь визит, а во втором случае завалилась на нашу кровать в спальне, что мне ну совершенно уже не понравилось. Ещё и на место Д. С личным пространством человек не дружит, да.

P.S. Рассказала маме про венок вместо букета. Послушала про то, что венок это как-то необычно, она себе совершенно этого не представляет, и вообще, как это так — без букета?.. Жопой об косяк, мама. Жопой.
P.P.S. Ассортимент присмотренного мною магазина с платьями удостоился оценки «можно было бы и поинтереснее найти».
P.P.P.S. Вчера мне (оба раза в шутку, разумеется) было сказано, что я хитрая и корыстная.

Кхм, зашла я тут к Алексею на страничку (не спрашивайте, зачем я туда захожу и что надеюсь найти) и обнаружила нечто вроде рецензии на фильм «Неприкасаемые». Хороший фильм, кстати, мы с Д. его смотрели, очень качественное и человечное кино. Правда, у А. скорее не рецензия вышла, больше похоже на эссе: мыслями решил он поделиться, на которые кино его навело. И знаете что... Для меня полной неожиданностью стал сопливо-сентиментальный стиль изложения его идиллических дум о ситуациях, когда не знаешь, как жить дальше, о путеводной звезде родственной душе, возникающей на твоём пути как раз в тот момент, когда это всего нужнее. И — как же иначе — настоящая родственная душа никуда не сгинет, и вернётся, даже если ей на какой-то момент пришлось отлучиться по личным делам. Годика, эдак, на два, пока ребёночек родится и подрастёт.

Блеать, дамы. Я читаю и меня кроет. Чем? С одной стороны, я как-то офигенно рада, что вся эта мутная достоевщина благополучно проходит мимо меня. Девочки, это такая ловушка, такая неправда, сплошное гнильё и уныние. Как же мне невероятно повезло вырваться и не залипнуть! Кстати, легко представляю себе его новый роман с очередной «родственной душой» — и осознаю, что любые совпадения с нашей историей могут быть случайны, то есть со мной посты в ленте никак не связаны (тут смешно делается и чуточку цинично). С другой стороны, я чуточку негодую — не считает ли он на полном серьёзе, будто не всё ещё закончилось у нас? Блин, это было бы так смешно. Честно, если бы он в своё время не мямлил, если оказался бы чуть более конкретен в своих размытых прогнозах, многое могло бы сложиться иначе. И что очень вероятно — исключительно на мою беду.

А самое страшное и одновременно весёлое — он может использовать меня (или другую женщину, не_жену) исключительно как средство для убегания от реальной жизни. Типа мечта такая, знаете, красивая-красивая, которая обречена вечно оставаться мечтой. И будет всё — многословие и богатый русский язык, чуфффства до предела, круглосуточное думанье, надрачивание, не будет одного — и крупицы реальной жизни.

Мне тут Д. сказал, что я всё-таки нравилась ему очень, когда мы только познакомились и работали вместе (это ему было 19, а мне 20). Т.е. не как подружка. Чего молчал до сих пор? Не поняла) Ещё спросил, помню ли я, как он мне чупа-чупсы носил. А я помню, да, как Д. всем девочкам приносил чупики, и мне давал выбрать первой, какой я хочу. Я это первенство объясняла тем, что мы сидели рядом. Оказалось, остальным девочкам конфетки выдавались исключительно для отвода глаз. Блин, а я тогда думала, нифига себе Д. какой мальчик вежливый. Но все коллеги догадывались, к чему появляются конфетки, и постоянно над Д. подшучивали. Я-то знала только про Катины догадки, которые в итоге подтвердили её проницательность.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Чистила телефон и нашла фотографии понравившихся мыслей из «Белого олеандра». Поделюсь с вами. Это очень жёсткая книга об отношениях матери и дочери. О зависимости и паразитизме, о самом разрушительном виде ненависти. О силе, жестокости, безразличии, свободе и красоте. И о том, что нельзя разорвать, даже если нельзя починить.

В самом начале книге мама Астрид оказывается в тюрьме, отравив своего неверного любовника (действительно, а что ещё с ним делать). Так начинаются скитания Астрид по приёмным семьям, приютам и интернатам.

«Одна женщина из нашего блока с раннего детства давала своим детям героин, чтобы всегда точно знать, где они находятся. Сейчас они все в тюрьме, живы. Она довольна. Если бы я думала, что останусь здесь навсегда, я забыла бы тебя. Пришлось бы забыть. Меня тошнит при одной мысли о тебе, собирающей неприятности там, на воле, пока я верчусь на одном месте посреди этой камеры, бессильная, как джин в лампе».

«Когда-то очень давно мать сказала, что небесное счастье в представлении викингов — каждый день рубить друг друга в куски и каждую ночь срастаться заново. Вечная бойня, вот и всё. Там тебя ни за что не убьют мгновенно. Это всё равно что каждый день скармливать собственную печень орлу и опять отращивать её. Только потехи больше».

«И ещё одно я тоже хорошо знала. Те, кто отказывается от себя, от того, где и с кем они были, подверграются величайшей опасности. Они как лунатики, которые идут по канату, хватаются за воздух. И я отпустила моих несостоявшихся приемных родителей, позволила им встать и уйти, понимая, что отдаю что-то очень важное и уже никогда не смогу вернуть. Не Билла и Анн Гринуэй, но собственную иллюзию, надежду на то, что я могу быть спасена, начать всё сначала».

«Одна из выпускниц сейчас произносит в школе прощальную речь. Об «увлекательном будущем, которое ждёт каждого из нас». Что, если бы она сказала правду? Половина из вас уже достигла в жизни всего, на что они способны. Оглядитесь вокруг, сейчас вы на вершине. Остальные уйдут немного дальше — стабильная работа, отдых на Гавайях, переезд в Финикс, Аризона. Многие ли сделают что-нибудь действительно ценное? Напишут пьесу, нарисуют картину, котогрую повесят в музее, изобретут новый способ лечения герпеса. Двое из нас или трое? А многие ли найдут настоящую любовь? Примерно столько же. Многие ли получат образование? Хорошо, если хоть один. Остальные будут идти на компромиссы, искать причины, сваливать вину на кого-то или что-то и носить эту мысль на груди, как кулон».

«Он меня спрашивает? Все ответы должны быть у него. У мужчины, крепко держащего в руках нашу жизнь, решающего, когда вставать и когда ложиться, какой канал смотреть, как относиться к испытаниям ядерного оружия и социальным реформам. Это в его мягких розовых ладонях лежал наш с Клер мир, словно большой баскетбольный мяч. Это в него упирался сейчас мой беспомощный взгляд — меня приводила в ужас мысль, что он не знает, способна ли Клер на самом деле убить себя или нет. Ведь он её муж. А кто я? Ребёнок, из жалости взятый в дом».

«Не надо уделять столько внимания своей тоске, хотела я сказать. Тоска не гостья. Не надо ставить её любимую музыку, искать для неё стул поудобнее. Тоска — это враг. Я всегда боялась за Клер, когда она так открыто чего-то желала. Если человек начинает стремиться к чему-то изо всех сил, это наверняка отнимется у него, я знала по опыту. Мне не нужно было ставить зеркала на крышу, чтобы это понять».

«Примерив перед зеркалом двойную нитку жемчуга, я пробежала пальцем по гладким блестящим шарикам, потрогала коралловую застёжку. Жемчуг не чисто белый, он бежевато-сероватый, как створки устричной раковины. Между шариками были крошечные узелки, чтобы не рассыпались бусы, если нитка порвётся. Тогда могла потеряться только одна жемчужина. Хотела бы я, чтоы в жизни были такие страховочные узелки — если что-нибудь сломается, всё не может разрушиться целиком».

— Они не будут счастливы.
— Кто?
— Люди, которые купят этот дом. Я строю дома для тех, кто не будет счастлив. — Как печально было его лицо.
— Почему не будут? — Я подошла ближе. Рей прижал лоб к стеклу, на котором ещё была заводская наклейка.
— Потому что так всегда. Люди всё сами портят. А дома ни при чём.

Время быстро побежало. Днём уселась за банты и поняла, что забыла, как раньше их делала. И придумала тут же два классных способа делать по-другому. Впрочем, и старый восстановила, немного повертев мозгами. Пока шила, слушала радио-лекции Иссэт по околотарошным темам. Вечером походили с Д. по Галерее, нашли ему брюки, а кофту мне — нет. Галерею, кстати, снова эвакуировали, как и в пятницу (сейчас чуть ли не каждый день поступают звонки с инфой про заминирование) нам ждать пришлось, пока откроют. Приехали домой, стала делать тесто для заварных булочек и как-то неожиданно на три противня наделала. Даже сливок немножко не хватило. Булки на этот раз получились классные, практически идеальные, разве что не пропеклись чуточку, самую малость. Дело пяти минут.

Вчера поставила лайк к фотографиям Ани-маленькой, где она с малышкой, и к фотографии Леры с её малышом. Лера сегодня добавила меня в друзья. Тоже дочка у неё, Кира, родилась в апреле. Завтра увижусь с мамой, почему-то мне кажется, что она наконец-таки дозрела до общения с психологом и что-то расскажет об этом. В среду — с Женькой.

Утром вчера, когда из кино вернулись и въезжали во двор, пропустили двух девочек с собачкой. Девчонки по виду школьницы, одна из них на удивление оказалась похожей на Л. Я таращилась в окно, забив на то, как это выглядит. Девочка ещё как-то внимательно посмотрела на меня, чем внимание изначально и привлекла. И красивые волнистые волосы.

Знаете, когда я на протяжении примерно года регулярно «видела» в метро Алексея, это уже казалось адом и безумием. Но я не знала тогда, о чём говорю. Я просто ничегошеньки не знала.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Сегодня мне внезапно написала Женька, коллега по последней работе. Пишет, что уволилась от Кати в понедельник, причём ушла не по-хорошему. Катя должна ей денег, впрочем, как и всем остальным сотрудникам. Зарплаты за май никто пока не видел, некоторые уволенные и за апрель не видели. Уже взяли какую-то новенькую девочку-менеджера вместо Женьки, она пока не понимает, в какую дыру попала. Скажу так: если ушла Женька, которая до того пригрелась, что пользовалась целым перечнем благ особого расположения, значит, дело и правда плохо.

Это всё здорово напоминало бы Eccentric, откуда мы все (Катя, Женька, Д., Н. и другие знакомые ребятки) «родом», за исключением того, что Гена-папка нам всё-таки платил. Мог задержать, да, на неделю максимум, но уж никак не на месяц или более. Женька говорит, Катя каким-то образом задолжала клиентам около полумиллиона, должна выплатить в качестве неустойки, а не с чего. По отношению к сотрудникам Катя стала в 10 раз хуже (по Женькиным словам), а Антон просто бьёт все рекорды. Надеюсь увидеть Женю на неделе и послушать историй. Знаете, не тянет злорадно ржать, и это не праздное любопытство. Я довольно искренне удивлена. Катюха и Антон очень упорные ребята, с высокой трудоспособностью, с огоньком в глазах. Людей они ни во что не ставят, это да. Возможно, их и настигла некая справедливость. Не люблю кидаться такими словами, но напрашивается.

Сегодня занимаясь уборкой в саду на балконе я подумала о том, как сильно портит жизнь убеждение, будто каждый должен достичь чего-то великого. Нас ждут великие дела, мда... А обычные дела кого ждут? Почитываю психологические сообщества, где часто задают вопросы про работу, и буквально через комментарий звучат взбадривающие речи: перекладывание бумажек не для тебя, двигайся вперёд и прочее. Хорошо, а кто бумажки перекладывать будет?

Уже который месяц домучиваю «Иметь или быть» Фромма. Пишу эти строки и думаю грешным делом, не дочитала ли, часом, но вроде ещё нет. Чего не скажешь об «Опасных связях», с ними вечером разделалась. Так вот Фромм. В книге изложена концепция, согласно которой любое погружение в автоматизм очень пагубно для человека. Человечество поглощено корпорациями-гигантами, бегает за фантомными удовольствиями, жаждет иметь впечатления, статус, других людей, и не брезгует приобретать товарный вид согласно объявленным стандартам, чтобы всё необходимое получить в полной мере. Которая никогда на деле не оказывается полной. Как вы понимаете, перекладывание бумажеГ Фромм яростно порицает. Окей, снова вопрос — кто станет выполнять «грязную» работу?

Теперь пример из жизни. Когда я только начинала свою трудовую деятельность и устраивалась на первую настоящую работу в фирму, где трудился папа, никаких желаний кроме как приносить пользу у меня не возникало. Возможно, поэтому и удалось выполнять крайне неблагодарную и абсолютно не подходящую мне работу более одного года. Однако я нисколечки сейчас о затраченном времени не жалею, поскольку помимо, сори, хуйни, которой я занималась, в мою жизнь пришли знания о работе крупной организации: как всё устроено, что за люди вокруг, как они взаимодействуют. И помимо наблюдений, сделанных собственными глазами, я располагала наблюдениями, сделанными отцом. Он вращался среди руководства и разрабатывал программу, автоматизирующую выполнение ряда простых однотипных операций, отнимающих кучу времени. Это, как вы понимаете, ответ на вопрос, кто же должен бумажки перекладывать. Робот, блин. Ро-бот.

А теперь забавнейшее. На момент папиного увольнения автоматизация не завершилась, во многом благодаря тому, как упорно сопротивлялись те самые, перекладывающие бумажки люди. Многие держались за свои рабочие места и боялись оказаться ненужными, когда придут «роботы». Я знала этих женщин как высокомерных, раздутых от гордости и сознания собственной незаменимости, исключительной компетентности. Как местных «цариц». Многие из них как специалисты не представляли из себя ничего значимого, умели делать 3-4 операции в программе, не допускали ошибок и аккуратно «закрывали» свой участочек. И — да, рассказ не отдавал бы обесцениванием, веди себя тётечки адекватно.

И клоню я не к тому, что есть врождённые перекладыватели бумаг (хотя опыт работы в той же конторе свидетельствовал в пользу существования этих чудо-людей). Я-то за то, чтобы каждый начинал с простого, а потом при наличии интереса к делу, перемещался выше. При отсутствии — уходил в другое дело.

На самом деле любая работа — это работа, нужная и важная. Не берём сейчас нехорошие профессии вроде наркодиллеров, разномастных свидетелей Иеговы и торговых агентов. Не вижу никакого повода порицать простую работу, простую жизнь. От завышенных требований к себе куда больше бед.